[Серебряный Сендей]

У меня тут наконец-то дошли руки до купленной год назад книги "Живые и мёртвое" Марголита. Собственно сожрать книгу заливаясь сатанинским хохотом хо-хо-хо-хотелось уже на этапе чтения предисловия. Однако, закусив губу продолжили чтение далее и был вознаграждён вакханалией поиска Смыслов и открытия тайн Ритуалов. Вспомнилось сразу два связанных события, первое это та самая пресловутая фильма о русском кино, которую снял Михалков на деньги аглицкого фонда к столетию кино, где вместо рассказа о собственно кино полтора часа заунывным голосом Петренко рассказывал о том как развалилась Великая Русская Идея в советском кино, и о значении метафизическом сцены убийства юродивого в Иване Грозном. А второе - цитат из воспоминаний Харлана Эллисона, который я таки здесь приведу:

ТЫЦ

И еще я однажды побывал на конклаве «Ассоциации современного языка», где блестящий ученый-иезуит представлял весомое исследование этой скромной фабулы и в ходе своего доклада упоминал катарсис, метафизическое самомнение, преднамеренное введение читателя в заблуждение, нарастающую повторяемость, chanson de geste, гонгоризм, Новый Гуманизм, юнговские архетипы, символизм распятия и воскрешения и вечного всеобщего любимца — основной конфликт между Аполлоном и Дионисом.
Когда ученый муж завершил доклад, меня попросили его прокомментировать. Если бы в зале присутствовали Мэри Шелли или Лев Толстой, то их, полагаю, тоже попросили бы оценить анализ своих произведений. К сожалению, они, по веским причинам, отсутствовали.
Я встал, отлично сознавая, что сейчас полетят пух и перья.
...
Я сказал:
— Я выслушал все это бахвальство, все это увешивание сюжета с незамысловатой моралью никчемными побрякушками глупого символизма и напыщенного обскурантизма, и если честно, святой отец, то я считаю, что вы по уши напичканы всякой чушью.
Те, кто со мной знаком, знают, что в моменты большого эмоционального напряжения я склонен выражаться в манере, весьма напоминающей покойного У. Ч. Филдса. Слова «трус, жонглер и фигляр» я уже держал наготове.
Добрейший иезуит надулся и запыхтел. Оскорбился.
Тогда я стал разбирать по косточкам все его предположения и инсинуации (все они должны были представить меня как «серьезного писателя»). Буквально все, что он выдавал за подтекст моего рассказа, все его закрученные и тарабарские интерпретации мне удалось представить в качестве вымыслов его обширной эрудиции (и витания в облаках), к которым Автор никакого отношения не имеет.
Послышались смешки. Обида нарастала. Возмущение достигло новых высот. Пятна на репутации расплывались все шире. И наконец, отступив на обычно неприступную позицию, которую академические языковеды используют в качестве последней баррикады, святой отец поставил меня на место таким доводом:
— Подсознание глубоко и таинственно. Даже сам автор может не сознавать все уровни смысла, заложенные в том, что он пишет.
Менее склонный к выживанию и, возможно, более добрый человек мог бы проглотить эти слова и отступить; но я не такой… и не отступил.
— Святой отец, если вы столь безупречно разбираетесь в тончайших нюансах моего рассказа, если вы заметили в нем то, о чем я даже не подозревал… то как вышло, что вы не заметили того, что женщина в рассказе чернокожая?
Иезуит снова надулся и запыхтел. Изумился:
— Чернокожая? Чернокожая? Где это написано?
— Да вот же. Открытым текстом: «Черты ее лица, словно вырезанного из черного дерева, резко выделялись на фоне ослепительно белого снега». Никакого подтекста, никакого символизма, просто черное на белом фоне. В двух местах.
Он секунду подумал.
— Гм-м, да, конечно, я это увидел! Но подумал, что вы имели в виду…
И я победно развел руками. Что и требовалось доказать. Больше меня на конференции «АСЯ» не приглашали.
По содержанию книга написана человеком очень много знающим, очень любящим это показывать, раскрывая и наматывая свою точку зрения не только на события и факты но и на личностей. Мандельштам - мудрый(ну тут я конечно не знаю, но этот эпитет по моему последний который можно было к нему прилепить), коллективизация - величайшее горе. И всё в таком духе. Помимо всего прочего продолжается культ трусости приводящий меня ещё с 90-ых в тупик. Почему я должен прислушиваться к меннию, идиотов и трусов которыми критики так стремятся показать, прости хоспади, творцов. Режиссёры, сценаристы и прочие ведут себя то как трусы то как идиоты. Продолжается какая-то странная каша про то что их просили снимать одно, они не хотели и приходилось требовать жёстче и так далее. При этом всё преподносится как какая-то страшная особенность времени и строя, а не так везде и всегда. Что характерно про это же говорят и на западе, но там давление капитала и продюсеров, про это же говорят в современной России. Синдром Басилошвили который не забывает подвывать и рассказывать про ужасы тоториторизма сейчас вдруг обнаружил что в то время фигурантов оборонного дела просто бы расстреляли а сейчас всё тянется и он этим очень недоволен. В общем и целом первая часть книги адище Глубинных Смыслов. Частенько встречаются реверансы и раскланивания с Клейманом, ну тут уж это оно понятно. Погружаюсь в пучины глыбже.